+7 914 909 80 28
Художник Суриков. Не Василий
Опыт показывает, что художник зачастую опережает своё время, создаёт образы будущего. Казалось бы, какое будущее стоит за картинами чистых абстракционистов вроде Казимира Малевича или Пита Мондриана? И вот оказывается, что это — новостройки нулевых. Вдохновляет на подобное сопоставление выставка «Город 24» художника Александра Сурикова.
Александр Суриков закончил Иркутское художественное училище, Красноярский художественный институт и аналог аспирантуры в художественном образовании — мастерскую графики Российской академии художеств. Для создания серии «Город 24» Александру пригодилось всё: и академический художественный подход к созданию произведений, и экспериментальность современного искусства. Так, на выставке собраны вроде бы натурные штудии: художник честно отправился в город, но вместо того, чтобы рисовать «Детский мир», любуясь архитектурой 19 века, или туманы над Енисеем, запечатлел типовые новостройки. И будучи художником во всём — даже в архитектурных пустотах нашёл простор для массы эстетических наблюдений и фантазий. Во-первых, неотступно копируя строящиеся дома,
А. Суриков — в красном
Александр обнаружил, что и в блочной архитектуре есть огромное количество неповторимых узоров — этакая «хохлома долевого». Во-вторых, художник позволил себе немного отступить от голого натурализма и добавить фантазий на тему возможного буйства разноцветных окон. В конечном счёте, никакое копирование не помешало работам превратиться в геометрически выверенные композиции самых правоверных абстракционистов. Недаром на открытии Сергей Леонидович КОВАЛЕВСКИЙ заметил, что практически каждый дом Сурикова строится из тех самых «чёрных квадратов».
Границам прекрасного пришлось немного расшириться и для того, чтобы впустить одну из главных городских проблем — транспортные пробки. Видимо, в то время, как озабоченные пассажиры вечернего автобуса мечтают о тарелке горячего супа, бесконечно смотрят на часы, раздражаясь на то, что за окном вот уже как десять минут один и тот же дом, художник смотрит на дорожную полосу как на будущее полотно с машинами-красками. Так что если проблема городских пробок не разрешима, то изменять своё отношение к пробкам и настраиваться на созерцательный лад можно на выставке «Город 24», которая работает в Красноярском музейном центре до 31 марта.
Перед открытием выставки мы поговорили с автором.
— Как вы решили стать художником?
— У меня такое ощущение, что я родился с мыслью быть художником. Я как любил с детства рисовать, так и продолжаю до сих пор.
— За спиной у вас серьёзное академическое образование. При этом вы работаете в экспериментальном, авангардном направлении. Как вы относитесь к такой точке зрения, что академическое художественное образование не даёт художнику развиваться?
— Это всё индивидуально. Если у человека голова на месте, ему хоть где можно развиваться. Наоборот, когда есть какое-то сопротивление, то в конфликте что-то и может родиться. А когда в собственном соку варишься, общаешься с себе подобными, то уже не так интересно.
Академическое образование — это, прежде всего, школа. Я всё-таки считаю, что художник, даже если он современный, даже если делает какие-то инсталляции и прочее, должен уметь рисовать. Потому что, во-первых, это организует. Во-вторых, мышление композиционное складывается: как на листе квадрата или прямоугольника что-то разместить. То же самое можно потом перенести на видео. Это тот же лист бумаги, только движущаяся картинка. То же — в пространстве. Школа необходима.
— Чем вы занимались в мастерской графики Российской академии художеств?
— В обычной жизни очень сложно заняться графикой: станок надо иметь, например. Там я поэкспериментировал: сделал серию работ «Цирк Монпансье». Мне хотелось создать лёгкую серию по теме цирка, где у меня клоуны фантазийные (например, «клоун-полузаяц»), акробаты запихивают в пасть льву дрессировщиков — такое вот. И хотелось какую-то новую технику попробовать. Там для себя я придумал поэкспериментировать с гравюрой на ДВП с одной доски. Мне было очень интересно.
— Расскажите про ваше участие в мастерской-резиденции в Шаргороде, созданной обществом развития актуального искусства «Метафутуризм».
— Шаргород находится на Украине. Там есть бывший сахарный завод, огромные такие помещения, которые сделаны до революции, а сейчас в них планируют открыть музей современного искусства. Художники в этой резиденции живут на полном довольствии, проезд оплачивается. Ты создаёшь там какое-то произведение и оставляешь для будущего музея в знак благодарности, расплата такая с организаторами. И вот меня куратор московская Евгения Кикодзе пригласила поехать туда с группой самарских художников, где и Володя Логутов был, Света Шуваева, Андрей Сяйлев. Там у меня была серия работ, задумка для которой появилась ещё в Красноярске. Я сделал визуализацию крылатых выражений, которые через тире пишутся — вроде «Любовь-морковь», «Сапоги-скороходы», «Скатерть-самобранка»… Я обыгрывал эти выражения. Вот «Ковёр-самолёт» — у меня был ковёр, в котором прорезан самолёт в стиле, как дети рисуют, и когда его вешаешь на стену -белая дырка получается.
Покорение Ермаком Сибири
— С чего началось ваше открытие авангардного искусства? Как произошёл переход от реалистического к экспериментальному?
— Это произошло в Иркутском училище искусств. Как раз в перестроечное время хлынула информационная волна. Раньше же нигде ничего нельзя было увидеть, никаких интернетов не было. И вот мы увидели другое — не соцреализм, а что делается за рубежом. Тогда была мода, да и сейчас, наверное, — Сальвадор Дали. Кто-то достал слайды, чуть ли не всё училище собралось, и вот мы сидели в тёмной комнате и разглядывали, что это такое. И в мозгу что-то начало переворачиваться.
— А сейчас какой художник вам наиболее интересен?
— Сейчас мне интересна волна нового британского искусства (YBA — Young British artists — прим. авт.). В частности, художник такой есть — Гэри Хьюм. Особенно сильное впечатление произвела серия его работ «Door» (или «дверная живопись»). Там всё так стилизовано, интересная техника у него: какие-то металлические пластины и чуть ли не эмалью он их покрывает так, чтобы они у него блестели прямо. Это насколько я могу судить по фотографиям, вживую-то я не видел. И вот у меня своеобразный ответ на этой выставке: я тоже сделал что-то подобное. Только я, наоборот, взял за основу краску, которую смешивал с песком, цементом. То есть для серии нарисованных домов я смешивал эти материалы. И получается, что как бы строил такие дома с помощью строительного раствора. Но делал так, чтобы они совсем не блестели. Такой диалог получился с Хьюмом, можно сказать. Ещё мне нравится Жан Мишель Баския. Уличная графика, уличные художники интересны мне. И ещё — творчество людей-аутсайдеров. Аутсайдер-арт — термин, которым объединяют творчество душевнобольных или людей, которые, будучи в тюрьмах, рисуют. То есть они вне социальных границ существуют, не обращая внимания — нравится это кому-то или нет, и сколько денег им будет заплачено. Такие работы подкупают меня своей искренностью. Например, старушка, которая никогда не умела рисовать, дояркой в колхозе всю жизнь проработала и вдруг в 80 лет начала рисовать.
— А есть разница между художниками, которые стилизуют свои работы под примитивистский стиль, и аутентичными художниками-непрофессионалами?
— Нет-нет, мне интересно любое проявление творчества. Я не разграничиваю для себя: это плохо, а это хорошо. Везде есть что-то.
— Согласно информации в Википедии, вы именуетесь «ярким дебютантом-неофутуристом середины 1990-х». В связи с чем вас причислили к данному стилевому направлению?
Из поэтического сборника Александра Сурикова
ТАКО-ДИНОКО
как у
слонятки хобта
не було отрадяся
как у
солунацэ золота
лучеигл тьма
так у
дождя мокро
так у
глазов точки
так
изумрудно в мореп
так у
тебя я у
тако-диноко-плоско
тако-диноко-сладко
вижуков полоски
на у меня заплатке
как у
быка в дуэльле
острые роги помяти
у рукояти сабель
капель объятья
как у
жирафы шейма
перегибнулась вовсе
так у
радуги гроздья
сходят из осень
ветер и дворник площадь
мусор метут хрустящий
тако-диноко-площе
тако-диноко-слаще
— Видимо, это определение относилось к поэтическим произведениям, в частности, к сборнику «Тако-диноко (уже одно название выдаёт в Александре Сурикове продолжателя словотворческих традиций Велимира Хлебникова. — А.С.).
— Ваше живописное и поэтическое творчество как-то взаимосвязаны?
— Мне кажется — это единое целое. Когда рисуешь какое-то произведение, то остаётся некоторая недосказанность, а когда уже в слове это формулируешь, то создаётся полная картина того, что у тебя происходит в голове. Или, наоборот, когда стихи хочется визуально изобразить.
— Расскажите про проект «Город 24» — это первая персональная выставка в Красноярске?
— Такого объёма — пожалуй, да. У меня были небольшие выставки в галерее «Хинган», в Доме актёра, в Доме художника.
— Эта отличается от предыдущих?
— Только тем, что это работы последних трёх лет. Я ещё их нигде не показывал.
— Концепция выставки? Как отбирали работы?
— Работы объединились темой города. Я изобразил то, что меня окружало, что намылило взгляд — машины, новостройки. С домами получился интересный такой эффект: рисовал вроде бы реалистические картины, а получилась выставка абстрактного искусства. Это, с одной стороны, случайно, с другой стороны — видимо, у меня это уже было в подсознании. В последнее время я хотел найти что-нибудь реалистическое, но чтобы смотрелось как абстрактное.
Из серии «Пробка»
— А орнаменты на стенах домов вы сами придумали, или они такие и есть? Просто местами кажется, что некоторые настолько причудливы, что не могут существовать.
— Нет, всё реально. В том-то и дело: я ничего от себя не добавлял. Просто ходил, фотографировал. Потом выбрал двенадцать штук, которые были мне интересны. В жизни их видишь, не замечаешь, а когда на стенку повесишь — совсем другое впечатление производят.
— Вам хотелось бы продолжить заниматься темой города, на что-то ещё посмотреть с точки зрения художественности?
— Пожалуй, я уже перегорел с этим проектом. Не хочу зацикливаться. У меня уже как болезнь: вижу — какой-то новый дом строят, опять новый ритм окон — чёрных точек появляется. О-о-о, что-то вроде проявляется интересное, но уже чувствую, что пора остановиться.
Сейчас как раз время, чтобы посмотреть со стороны на то, что сделал. Выставка в этом плане помогает художнику — посмотреть на себя со стороны.
— У вас есть серия работ, посвящённых однофамильцу — Василию Ивановичу Сурикову.
— В серии «Суриков 7» я сделал ремейки известных произведений Василия Ивановича. Семь штук получилось — как раз по числу букв в фамилии. «Боярыня Морозова» — в абстрактном стиле, допустим, была. Задача — осовременить произведения Сурикова для молодёжи. На тот момент мне было интересно — я увлёкся и сделал.
— Как относитесь к творчеству В.И. Сурикова?
— Когда я был маленький, конечно, меня привлекали реалистические картины. И.Е. Репина, И.Н. Крамского, передвижников — нарисовано, что называется, по-настоящему. Потом, со временем, вкусы менялись.
— Вы создаёте произведения и на продажу. Есть ли разница между ними и выставочными работами?
— Да, конечно, я учитываю вкусы людей. Допустим, на продажу я рисую пейзажи — дворики, старые дома. Но это не то чтобы я каким-то надругательством над собой занимался. Мне тоже это интересно. Просто это противоположно тому, как я работаю сам по себе. И полезно, когда параллельно ведёшь две какие-то линии: в контрасте что-то и рождается. Просто думаю порой: вот я, обыватель, какую я бы картину у себя дома повесил? Потому что не на все картины можно каждый день смотреть, даже из великих шедевров. Допустим, «Иван Грозный убивает своего сына» не повесишь же. Поэтому и думаешь о потребителе твоего искусства.
А вообще меня настораживает, что в современном искусстве уклон идёт в сторону развлекательного шоу. Даже на Премии Кандинского очень много того, что можно назвать игрой на публику. Хочется задуматься о каких-то вещах, а превращают всё в аттракцион. Мне как потребителю хочется остановиться напротив произведения и подумать о жизни.
Александра СЕМЁНОВА
Александр Суриков закончил Иркутское художественное училище, Красноярский художественный институт и аналог аспирантуры в художественном образовании — мастерскую графики Российской академии художеств. Для создания серии «Город 24» Александру пригодилось всё: и академический художественный подход к созданию произведений, и экспериментальность современного искусства. Так, на выставке собраны вроде бы натурные штудии: художник честно отправился в город, но вместо того, чтобы рисовать «Детский мир», любуясь архитектурой 19 века, или туманы над Енисеем, запечатлел типовые новостройки. И будучи художником во всём — даже в архитектурных пустотах нашёл простор для массы эстетических наблюдений и фантазий. Во-первых, неотступно копируя строящиеся дома,
А. Суриков — в красном
Александр обнаружил, что и в блочной архитектуре есть огромное количество неповторимых узоров — этакая «хохлома долевого». Во-вторых, художник позволил себе немного отступить от голого натурализма и добавить фантазий на тему возможного буйства разноцветных окон. В конечном счёте, никакое копирование не помешало работам превратиться в геометрически выверенные композиции самых правоверных абстракционистов. Недаром на открытии Сергей Леонидович КОВАЛЕВСКИЙ заметил, что практически каждый дом Сурикова строится из тех самых «чёрных квадратов».
Границам прекрасного пришлось немного расшириться и для того, чтобы впустить одну из главных городских проблем — транспортные пробки. Видимо, в то время, как озабоченные пассажиры вечернего автобуса мечтают о тарелке горячего супа, бесконечно смотрят на часы, раздражаясь на то, что за окном вот уже как десять минут один и тот же дом, художник смотрит на дорожную полосу как на будущее полотно с машинами-красками. Так что если проблема городских пробок не разрешима, то изменять своё отношение к пробкам и настраиваться на созерцательный лад можно на выставке «Город 24», которая работает в Красноярском музейном центре до 31 марта.
Перед открытием выставки мы поговорили с автором.
— Как вы решили стать художником?
— У меня такое ощущение, что я родился с мыслью быть художником. Я как любил с детства рисовать, так и продолжаю до сих пор.
— За спиной у вас серьёзное академическое образование. При этом вы работаете в экспериментальном, авангардном направлении. Как вы относитесь к такой точке зрения, что академическое художественное образование не даёт художнику развиваться?
— Это всё индивидуально. Если у человека голова на месте, ему хоть где можно развиваться. Наоборот, когда есть какое-то сопротивление, то в конфликте что-то и может родиться. А когда в собственном соку варишься, общаешься с себе подобными, то уже не так интересно.
Академическое образование — это, прежде всего, школа. Я всё-таки считаю, что художник, даже если он современный, даже если делает какие-то инсталляции и прочее, должен уметь рисовать. Потому что, во-первых, это организует. Во-вторых, мышление композиционное складывается: как на листе квадрата или прямоугольника что-то разместить. То же самое можно потом перенести на видео. Это тот же лист бумаги, только движущаяся картинка. То же — в пространстве. Школа необходима.
— Чем вы занимались в мастерской графики Российской академии художеств?
— В обычной жизни очень сложно заняться графикой: станок надо иметь, например. Там я поэкспериментировал: сделал серию работ «Цирк Монпансье». Мне хотелось создать лёгкую серию по теме цирка, где у меня клоуны фантазийные (например, «клоун-полузаяц»), акробаты запихивают в пасть льву дрессировщиков — такое вот. И хотелось какую-то новую технику попробовать. Там для себя я придумал поэкспериментировать с гравюрой на ДВП с одной доски. Мне было очень интересно.
— Расскажите про ваше участие в мастерской-резиденции в Шаргороде, созданной обществом развития актуального искусства «Метафутуризм».
— Шаргород находится на Украине. Там есть бывший сахарный завод, огромные такие помещения, которые сделаны до революции, а сейчас в них планируют открыть музей современного искусства. Художники в этой резиденции живут на полном довольствии, проезд оплачивается. Ты создаёшь там какое-то произведение и оставляешь для будущего музея в знак благодарности, расплата такая с организаторами. И вот меня куратор московская Евгения Кикодзе пригласила поехать туда с группой самарских художников, где и Володя Логутов был, Света Шуваева, Андрей Сяйлев. Там у меня была серия работ, задумка для которой появилась ещё в Красноярске. Я сделал визуализацию крылатых выражений, которые через тире пишутся — вроде «Любовь-морковь», «Сапоги-скороходы», «Скатерть-самобранка»… Я обыгрывал эти выражения. Вот «Ковёр-самолёт» — у меня был ковёр, в котором прорезан самолёт в стиле, как дети рисуют, и когда его вешаешь на стену -белая дырка получается.
Покорение Ермаком Сибири
— С чего началось ваше открытие авангардного искусства? Как произошёл переход от реалистического к экспериментальному?
— Это произошло в Иркутском училище искусств. Как раз в перестроечное время хлынула информационная волна. Раньше же нигде ничего нельзя было увидеть, никаких интернетов не было. И вот мы увидели другое — не соцреализм, а что делается за рубежом. Тогда была мода, да и сейчас, наверное, — Сальвадор Дали. Кто-то достал слайды, чуть ли не всё училище собралось, и вот мы сидели в тёмной комнате и разглядывали, что это такое. И в мозгу что-то начало переворачиваться.
— А сейчас какой художник вам наиболее интересен?
— Сейчас мне интересна волна нового британского искусства (YBA — Young British artists — прим. авт.). В частности, художник такой есть — Гэри Хьюм. Особенно сильное впечатление произвела серия его работ «Door» (или «дверная живопись»). Там всё так стилизовано, интересная техника у него: какие-то металлические пластины и чуть ли не эмалью он их покрывает так, чтобы они у него блестели прямо. Это насколько я могу судить по фотографиям, вживую-то я не видел. И вот у меня своеобразный ответ на этой выставке: я тоже сделал что-то подобное. Только я, наоборот, взял за основу краску, которую смешивал с песком, цементом. То есть для серии нарисованных домов я смешивал эти материалы. И получается, что как бы строил такие дома с помощью строительного раствора. Но делал так, чтобы они совсем не блестели. Такой диалог получился с Хьюмом, можно сказать. Ещё мне нравится Жан Мишель Баския. Уличная графика, уличные художники интересны мне. И ещё — творчество людей-аутсайдеров. Аутсайдер-арт — термин, которым объединяют творчество душевнобольных или людей, которые, будучи в тюрьмах, рисуют. То есть они вне социальных границ существуют, не обращая внимания — нравится это кому-то или нет, и сколько денег им будет заплачено. Такие работы подкупают меня своей искренностью. Например, старушка, которая никогда не умела рисовать, дояркой в колхозе всю жизнь проработала и вдруг в 80 лет начала рисовать.
— А есть разница между художниками, которые стилизуют свои работы под примитивистский стиль, и аутентичными художниками-непрофессионалами?
— Нет-нет, мне интересно любое проявление творчества. Я не разграничиваю для себя: это плохо, а это хорошо. Везде есть что-то.
— Согласно информации в Википедии, вы именуетесь «ярким дебютантом-неофутуристом середины 1990-х». В связи с чем вас причислили к данному стилевому направлению?
Из поэтического сборника Александра Сурикова
ТАКО-ДИНОКО
как у
слонятки хобта
не було отрадяся
как у
солунацэ золота
лучеигл тьма
так у
дождя мокро
так у
глазов точки
так
изумрудно в мореп
так у
тебя я у
тако-диноко-плоско
тако-диноко-сладко
вижуков полоски
на у меня заплатке
как у
быка в дуэльле
острые роги помяти
у рукояти сабель
капель объятья
как у
жирафы шейма
перегибнулась вовсе
так у
радуги гроздья
сходят из осень
ветер и дворник площадь
мусор метут хрустящий
тако-диноко-площе
тако-диноко-слаще
— Видимо, это определение относилось к поэтическим произведениям, в частности, к сборнику «Тако-диноко (уже одно название выдаёт в Александре Сурикове продолжателя словотворческих традиций Велимира Хлебникова. — А.С.).
— Ваше живописное и поэтическое творчество как-то взаимосвязаны?
— Мне кажется — это единое целое. Когда рисуешь какое-то произведение, то остаётся некоторая недосказанность, а когда уже в слове это формулируешь, то создаётся полная картина того, что у тебя происходит в голове. Или, наоборот, когда стихи хочется визуально изобразить.
— Расскажите про проект «Город 24» — это первая персональная выставка в Красноярске?
— Такого объёма — пожалуй, да. У меня были небольшие выставки в галерее «Хинган», в Доме актёра, в Доме художника.
— Эта отличается от предыдущих?
— Только тем, что это работы последних трёх лет. Я ещё их нигде не показывал.
— Концепция выставки? Как отбирали работы?
— Работы объединились темой города. Я изобразил то, что меня окружало, что намылило взгляд — машины, новостройки. С домами получился интересный такой эффект: рисовал вроде бы реалистические картины, а получилась выставка абстрактного искусства. Это, с одной стороны, случайно, с другой стороны — видимо, у меня это уже было в подсознании. В последнее время я хотел найти что-нибудь реалистическое, но чтобы смотрелось как абстрактное.
Из серии «Пробка»
— А орнаменты на стенах домов вы сами придумали, или они такие и есть? Просто местами кажется, что некоторые настолько причудливы, что не могут существовать.
— Нет, всё реально. В том-то и дело: я ничего от себя не добавлял. Просто ходил, фотографировал. Потом выбрал двенадцать штук, которые были мне интересны. В жизни их видишь, не замечаешь, а когда на стенку повесишь — совсем другое впечатление производят.
— Вам хотелось бы продолжить заниматься темой города, на что-то ещё посмотреть с точки зрения художественности?
— Пожалуй, я уже перегорел с этим проектом. Не хочу зацикливаться. У меня уже как болезнь: вижу — какой-то новый дом строят, опять новый ритм окон — чёрных точек появляется. О-о-о, что-то вроде проявляется интересное, но уже чувствую, что пора остановиться.
Сейчас как раз время, чтобы посмотреть со стороны на то, что сделал. Выставка в этом плане помогает художнику — посмотреть на себя со стороны.
— У вас есть серия работ, посвящённых однофамильцу — Василию Ивановичу Сурикову.
— В серии «Суриков 7» я сделал ремейки известных произведений Василия Ивановича. Семь штук получилось — как раз по числу букв в фамилии. «Боярыня Морозова» — в абстрактном стиле, допустим, была. Задача — осовременить произведения Сурикова для молодёжи. На тот момент мне было интересно — я увлёкся и сделал.
— Как относитесь к творчеству В.И. Сурикова?
— Когда я был маленький, конечно, меня привлекали реалистические картины. И.Е. Репина, И.Н. Крамского, передвижников — нарисовано, что называется, по-настоящему. Потом, со временем, вкусы менялись.
— Вы создаёте произведения и на продажу. Есть ли разница между ними и выставочными работами?
— Да, конечно, я учитываю вкусы людей. Допустим, на продажу я рисую пейзажи — дворики, старые дома. Но это не то чтобы я каким-то надругательством над собой занимался. Мне тоже это интересно. Просто это противоположно тому, как я работаю сам по себе. И полезно, когда параллельно ведёшь две какие-то линии: в контрасте что-то и рождается. Просто думаю порой: вот я, обыватель, какую я бы картину у себя дома повесил? Потому что не на все картины можно каждый день смотреть, даже из великих шедевров. Допустим, «Иван Грозный убивает своего сына» не повесишь же. Поэтому и думаешь о потребителе твоего искусства.
А вообще меня настораживает, что в современном искусстве уклон идёт в сторону развлекательного шоу. Даже на Премии Кандинского очень много того, что можно назвать игрой на публику. Хочется задуматься о каких-то вещах, а превращают всё в аттракцион. Мне как потребителю хочется остановиться напротив произведения и подумать о жизни.
Александра СЕМЁНОВА